Товарищ Ссешес - Страница 69

Настоящий конструктор и изобретатель всегда чуточку того.

Цитата из лекции одного хорошего преподавателя

13.08.1941 г. Ссешес Риллинтар

Следующий день провел в состоянии блаженного по… Нет, лучше будет сказать — относился к окружающему индифферентно. Исключение составляли мое текущее занятие и попытки общения с Ва Сю. Которая, кстати, если раньше хоть прикидывалась пай-девочкой, то теперь мало того что отказывалась возвращаться в человеческую форму, так вдобавок резко поменяла характер. Во всяком случае, большинство населения лагеря уже поняло, откуда в сказках взялся такой яркий и въедливый образ Лисы Патрикеевны. Явно с нее писали.

Хороша, зараза, — умудриться буквально за пару часов извести всех окружающих, при этом даже пальцем их не коснувшись. Всего лишь взглядами, ехидным выражением рыжей мордочки и беззвучной поступью. При чем тут бесшумность? А вы попробуйте оставаться спокойным, когда внезапно откуда-то сбоку выныривает лисонька размером с хорошую собаку и с неприкрытым удивлением смотрит: «Ой! А что это ты делаешь?» — и буквально через пару секунд исчезает терроризировать другого пациента. Вроде ничего страшного, но нервирует жутко. Тем более что, например, дракончики к лисице отнеслись ну очень осторожно, можно сказать опасливо, и ни в какую не отходили от старшины. Не то что летать — слезать с него не хотели. И смотрели на Ва Сю почти как бандерлоги на Каа. А этой рыжей приколистке только того и надо — то зубами рядом с Сергеичем щелкнет, да так, что от страха дракошки его чуть когтями не потрошат, то к незадачливому ухажеру подкрадется да и тявкнет на него сзади — тот чуть ли не на метр подпрыгивает. В общем, развлекалась девчонка.

А я с самого раннего утра развел деятельность научно-технического характера. Забил на внешнеполитические моменты, на Иванова с его извечной подозрительностью и вообще на окружающий мир. Отправил Сергея с Геной за песком для опытов и, расчистив себе местечко потенистее, принялся за воплощение вчерашних идей. Тем более что с материалами вроде проблем не было, серебра, правда, маловато, всего килограмма два — в сданной Лешим заначке больше не было. Да камешков тоже раз-два и обчелся, тем более что заначка оказалась уж очень старая, и ни о какой огранке даже речи не шло — простая полировка. Да и из оправы пока выковырнешь — семь потов сойдет. Кстати, глаза окружающих, и в особенности Иванова, когда на разровненный песочек из мешка хорошую груду сребреников высыпал и вдобавок припечатал все это золотой шейной гривной, четырьмя браслетами и горсточкой серег, были уж очень удивленными. Все, конечно, сохранности невеликой, пока в земле лежали, деформировались сильно. Это, с одной стороны, дело упрощало, некоторые камешки сами выпали, но с другой — те, которые не выпали, из деформированных оправ пришлось выковыривать с применением лома и такой-то матери. Шучу, просто брал по браслету и, опирая его на бревно, кончиком ножа расшатывал оправы. Метод, конечно, не ахти какой, несколько камешков от такого обращения поколол. Но осталось тоже немало. В основном, как выразился Дух Чащи, лалы. Что это такое, хрен его знает, но по виду или гранат, или рубин. Целых восемь штук. Размер, правда, подкачал — самый большой камень два сантиметра в диаметре. Ну и еще четыре прозрачных камешка, вряд ли алмазы, скорее всего, просто горный хрусталь. Огранка всего этого великолепия не отличалась многообразием — отполировали, ну и ладно. Посмотрел, кстати, что случается с жемчугом при длительном хранении — какие-то черные катышки, рассыпающиеся при первом прикосновении. Наверное, все же жемчуг.

Та-а-ак, оправу в сторону, пойдет потом на металл. И приступим, пока мне особо любопытные все монеты не разобрали. И без этого столпотворение вокруг знатное, и очень уж Иванов в сторону всего этого богатства «не смотрит». Олег вон уже одну монетку, кстати, подвернувшимся песочком и куском тряпки в почти божеский вид привел, пока я с оправами возился. Надписи на древнерусском, и мужик какой-то с копьем изображен. Вокруг евонного лика почти понятными буквами написано: «Юрослав». Либо я чегой-то не догоняю, либо кто-то некисло ошибся, запустив в печать партию монет с нехилым косячком. Ну да ладно, не мои проблемы, ребята пусть копаются, все равно на переплавку, даже если пара десятков по карманам разойдется, оставшегося мне для задумки хватит. А пока отложим добытые камешки в сторону, не забывая за ними приглядывать. Судя по загоревшимся четырем парам глаз, пригляд не помешает. У Ва Сю это, наверное, врожденное, впрочем, как и у большинства женщин, а дракончики, видать, от той сороки заразились. Перед глазами так и стоит цирк, начавшийся с разорвавшего мирную утреннюю суету возмущенно-обиженного вопля старшины…

Я крутнулся на пятке. Все свои на поляне, немцев не видно, старшина с намыленным подбородком горестно воздевал руки вслед наглой сороке, унесшей у него из-под носа зеркальце. На его лице так ясно читалось «чому я не сокiл, чому не лiтаю», что сохранить невозмутимый вид было трудновато.

Ну а в этот момент чешуйчатые сорванцы, мирно гревшие пузики на солнце, почувствовали, что их «папку» обижают. Видимо, мысли старшины передались им очень ярко — они сорвались с ветки и понеслись за воровкой как стрелы из лука. Та ловко увернулась и скрылась в густой листве. Промахнувшиеся пострелята обиженно заверещали…

Вот тогда-то и нужно было видеть выражение лица Сергеича — похоже, его подопечные наглотались листьев. Во всяком случае, отплевывался он долго и с удовольствием. Не прошло и пяти минут, и на пенек перед старшиной спланировали его «девочки», несшие в лапах и зубах целую кучу мелких блестящих вещиц. А за ними летел Глау, гордо несший в пасти пучок длинных сорочьих перьев…